***
брат обкрадывал склеп языка
подновлял вековые пружинки
до потери лица в белом дыме костра
на посредственном пленочном снимке

я курил на стеклянном балконе
знал на память куски из гуро
жил на свете как рыцарь бедный
ездил зайцем в душном метро

в шатких наших широтах весна
наступала всегда наповал
и все жители памяти плакали
и на сердце лежали вповалку

хэй — нам кричали грачи
хэй — кричали подснежники
кричали запахи, ткань на веревках, свежие следы колес
и целая улица Императива, зеленая, как край одежды свободы —
хэй! будьте как мы, будьте нами, отыщите себя среди нас

я обходил склад языка как дозорный
брат курил в специальной задымленной комнате в аэропорту перед вылетом


***
когда отменят скорбное бесчувствие
братоубийство и работорговлю
какие песни я тогда включу
какие блюда приготовлю

и только иногда кровопролитный алфавит
тихонько буду повторять, когда меня никто не слышит
и пальцем в воздухе чертить, когда никто меня не видит
реликтовую литеру теракт

***
темень, русская темень,
статуи поиска свободы в одиночестве,
отчаянии, последней браваде безумия
похожи на ангелов в темноте,
на детей, угнавших лодку харона

неудобно слизывать кровь с бинокля,
не прекращая петь, смеяться, рассказывать, что я вижу

я различаю большие буквы, такие огромные, что в них, кажется, можно жить,
что, кажется, звук, с которым они ломаются, — единственное, чего в мире не
существует, ни в каком из миров, никогда


***
концы в воду
за вашу и нашу свободу

мне страшно, мне страшно,
если все по правде,
мне страшно [в лаборатории на вахте]

я хочу приехать на берег дона

я вернусь в свой подвал,
потому что, знаешь,
сейчас возраст такой у меня хороший
лучший возраст для прозы

***
я в школе ел контрольные, а в институте прыгал на батуте, и не одна, а сразу много звезд светили мне, покачиваясь в отражении залива. мне повинуется стиральная машина, и кровь и снег бросаются в лицо
с разных сторон

***
мы все вместе потом ушли на тот берег,
помнишь,
я думаю, в летних избушках таких —
такой формат отдыха —
дешево,
мы там торчали пять дней,
рыбу ловили,
такие они были
долгие

***
еще ночь, еще день на съедение

маленьких съели первыми
соедини меня с ними

я делаю удивительные наблюдения:

нет темноты кроме той, кромешной,
и солнышка нет после упавшего сердца,
но и без центра, без целого можно
всматриваться вдогонку
и стать посмешищем, потому что веришь своим глазам

***
Человек из соседней квартиры
каковы твои ориентиры
что ты видишь, когда в одиночку
смотришь в некую общую точку
где проходят секретные встречи
с тем, что делает точку твоей
и перпендикулярна ли ей
магистраль твоей внутренней речи
что ты видишь когда я не вижу
может, вдруг подбирается ближе
то рябиновое деревцо
и луна обретает лицо
или двор целиком исчезает
или кто-то с качелей слезает,
с кем не виделся тысячу лет
потому что его уже нет
видел ли в свой прибор офтальмолог,
как я шла в серой куртке вдоль мола
по мощеной дресвой полосе?
как валяюсь на крыше с гитарой,
ощущая себя очень старой,
и вокруг собираются все

***
рамка для фотографии речи в подарок,
чтобы мы могли снова увидеть:

речь это горечь утраты пространственной вилочки

это
роговица осени,
складка забытого цвета
на фоне огня

это пуговица
ниоткуда и больше