Марианна Гейде
Люди и другие существа
Насекомое, похожее на цветок
Насекомое, похожее на цветок. Оно тысячелетиями прикидывалось цветком растения определенного вида, на нем жило, на нем подстерегало добычу — тлей, которые вредили растению, но питали насекомое, так что они друг другом были вполне довольны, благодаря сходству с цветком оно могло укрыться от хищников. Иногда другие насекомые, спутав его с цветком, пытались собрать с него пыльцу, тогда оно угрожающе прищелкивало жвальцами, и другое насекомое ретировалось, перемещаясь на соседний цветок; насекомое не знало, но догадывалось, что другие насекомые цветку полезны, что они помогают ему приумножать себя и производить потомков, которые дадут приют потомкам насекомого. Потом растение умерло, вымерло, изведенное под корень какими-то бактериями, которых высосало из почвы и против которых не сумело или не успело выработать противоядия. Насекомое осталось бездомным. Каким-то образом сумело оно выжить, хотя не было больше растения, сходством с которым насекомое могло бы себя защитить. Форма его, странная, вычурная, не имела больше оправдания и, казалось, существовала только для красоты. Может ли быть такое, что хищники, птицы и небольшие животные, глядя на столь странный и ни с чем не сообразный предмет, попросту приходили в недоумение и не могли решить, что перед ними — растение, насекомое, неживой предмет? Зверь, птица не любят странное, непривычное — кто знает, может быть, оно ядовито. Зверь, птица привыкли к знакомым очертаниям и с рождения знают, кто их добыча. А эта нелепая вещица ни на что не была похожа, так что люди, впервые открывшие и описавшие это насекомое, сперва недоумевали, отчего оно так странно, ничем не оправданно выглядит, а дело было два столетия назад, тогда некоторые пытались даже доказать бытие божье, приводя в пример это насекомое, — мол, только всемогущий Господь может сотворить вещь, которая ни для чего не нужна, ни к чему не приспособлена, нигде не уместна, которая существует просто для красоты, потому что Господу приятно творить и созерцать красивые вещи.
Люди-грибы
Они — что-то вроде грибов. Кажется, что перед нами отдельный организм, у каждого есть индивидуальные черты лица, личные предпочтения, каждый может рассказать свою историю. Но, будучи связанными прочной сетью телепатических контактов, они, по сути, представляют собой одного-единственного индивида. Это сбивает с толку: в любой момент они могут обратиться к коллективной памяти и вспомнить все, что произошло с совсем другим представителем вида хоть за тысячу километров. Впрочем, так далеко они редко уходят от дома, предпочитают держаться своей группы. Не слишком кучно, чтобы не нарушать баланс: из-за коллективной памяти они не очень-то нуждаются в физических взаимодействиях. Некоторые живут мелкими группками, что-то вроде семей. Хотя взаимоотношения их непохожи на те, что бывают в человеческих семьях или у наших животных, — вот еще что роднит их с грибами. Потомство дают только очень старые особи, такие, из которых уже, как говорится, песок сыплется. Но это не песок, а своего рода споры. Когда старик уже находится на смертном одре, споры эти начинают проклевываться, это зрелище необычное и довольно отталкивающее, поэтому умирать, давая жизнь потомкам, старики уходят в какое-нибудь укромное местечко. Поскольку смерть неразрывно связана у них с рождением, то и обряды соответствующие: ни радости, ни печали они не выказывают, но придают себе некоторую торжественность, меняя цвет чешуек, обычно переливчато-радужных, на какой-нибудь строгий тон. Да и о чем печалиться — коллективная память сохраняет каждого, как если бы он никуда и не делся, просто по каким-то причинам находится вне зоны доступа. Мужчин и женщин у них нет, любой, кто доживает до старости, в конце концов изойдет на споры. Заботятся обо всем молодняке одинаково, что естественно, учитывая, что родитель уже мертв и не может ни о ком заботиться. Набор эмоций у них невелик: опекающее отношение к молодым, холодно-отстраненное — к взрослым, параноидальный страх перед чужаками. Кроме «грибных людей» раньше здесь жили и другие разумные виды, но скоро уступили им первенство: «грибные люди» из-за своих телепатических способностей, а также и оттого, что в совокупности представляли собой одно-единственное разумное существо, оказались великолепны в военном деле и легко подстерегали, окружали и уничтожали чужаков. Делали они это, заметим, без всякой ненависти, а лишь заботясь о сохранности своей территории. Ненавидеть они не умеют, какая у грибов ненависть. Когда нашей третьей экспедиции удалось наконец установить с ними контакт, то мы спросили, зачем они уничтожили две предыдущие, да еще с такой ледяной жестокостью. Грибные люди лишь пожимали плечами и отвечали: «Да так, для порядка». Нас переполнило чувство благодарности и какой-то абсурдной эйфории. Вскоре, однако, выяснилось, что причина тому — галлюциногены, которые выделяют грибные люди, когда испытывают страх и любопытство, из-за чего, по-видимому, в былые времена они и стали объектами охоты со стороны своих не слишком успешных конкурентов. Когда мы сообщили им об этом, то они рассмеялись и сказали, что могут отдать нам парочку молодых людей-грибов, мы можем их забрать себе и веселиться на здоровье, пока их не съедим. Нас такое безобразное предложение несколько удивило: только что люди-грибы беспощадно уничтожали всех чужаков, а теперь отдают нам своих детей. Но люди-грибы отвечали, что один-другой человек значения не имеет, важно спасти грибницу. Мы забрали маленького человека-гриба к себе на базу и начали изучать, командир строго-настрого запретил нам его пугать, говорил, что на нас возложена величайшая миссия, говорил о долге перед человечеством, словом, тарахтел без перерыва, а вечером, когда они нас окружили, все это стало совершенно неважно.
Погребальные обряды
Примечательны их погребальные обряды. Когда кто-то умирает, то его тело обмывают и несут к термитнику. Грандиозное сооружение, похожее на курган, построенное насекомыми вроде наших муравьев. Кладут тело возле кургана и почтительно оставляют. Это первая часть обряда. Через неделю или чуть позже возвращаются. Возле кургана к тому времени остаются лишь гладкие, очищенные от плоти кости. Нет нужды опасаться, что звери растащат их: звери предпочитают обходить курганы стороной, потому что насекомые тут же налетят, облепят, изжалят. И вот они берут очищенные кости, и укладывают их в специальный короб, и отдают родственникам умершего, и те уже вольны держать их дома или захоронить в том месте, которое сами выберут. Это вторая часть. А третья часть — самая, на наш взгляд, отталкивающая: родственники подходят к термитнику, запускают в него руки, насекомые облепляют их, и тогда они, не обращая внимания на боль от укусов, поедают насекомых. В обычное время есть их запрещено, и даже нечаянно раздавить такое насекомое — не тяжкий грех, но неприятная оплошность, которой стремятся избежать. У насекомых свои тропы, у людей — свои. Лишь во время похоронного обряда этот запрет отменяется: родственники усопшего жадно поедают насекомых, насытившихся плотью мертвеца. После этого расходятся по домам, сытые и изжаленные. С этого дня по усопшему больше не скорбят: он теперь вернулся домой. А вот если некто пропал без вести и тело его не найдено — плохо: насекомые все равно его съедят, но не будет рядом тех, кто съест насекомых. Как ему вернуться домой? Никак.
Насекомое, похожее на цветок. Оно тысячелетиями прикидывалось цветком растения определенного вида, на нем жило, на нем подстерегало добычу — тлей, которые вредили растению, но питали насекомое, так что они друг другом были вполне довольны, благодаря сходству с цветком оно могло укрыться от хищников. Иногда другие насекомые, спутав его с цветком, пытались собрать с него пыльцу, тогда оно угрожающе прищелкивало жвальцами, и другое насекомое ретировалось, перемещаясь на соседний цветок; насекомое не знало, но догадывалось, что другие насекомые цветку полезны, что они помогают ему приумножать себя и производить потомков, которые дадут приют потомкам насекомого. Потом растение умерло, вымерло, изведенное под корень какими-то бактериями, которых высосало из почвы и против которых не сумело или не успело выработать противоядия. Насекомое осталось бездомным. Каким-то образом сумело оно выжить, хотя не было больше растения, сходством с которым насекомое могло бы себя защитить. Форма его, странная, вычурная, не имела больше оправдания и, казалось, существовала только для красоты. Может ли быть такое, что хищники, птицы и небольшие животные, глядя на столь странный и ни с чем не сообразный предмет, попросту приходили в недоумение и не могли решить, что перед ними — растение, насекомое, неживой предмет? Зверь, птица не любят странное, непривычное — кто знает, может быть, оно ядовито. Зверь, птица привыкли к знакомым очертаниям и с рождения знают, кто их добыча. А эта нелепая вещица ни на что не была похожа, так что люди, впервые открывшие и описавшие это насекомое, сперва недоумевали, отчего оно так странно, ничем не оправданно выглядит, а дело было два столетия назад, тогда некоторые пытались даже доказать бытие божье, приводя в пример это насекомое, — мол, только всемогущий Господь может сотворить вещь, которая ни для чего не нужна, ни к чему не приспособлена, нигде не уместна, которая существует просто для красоты, потому что Господу приятно творить и созерцать красивые вещи.
Люди-грибы
Они — что-то вроде грибов. Кажется, что перед нами отдельный организм, у каждого есть индивидуальные черты лица, личные предпочтения, каждый может рассказать свою историю. Но, будучи связанными прочной сетью телепатических контактов, они, по сути, представляют собой одного-единственного индивида. Это сбивает с толку: в любой момент они могут обратиться к коллективной памяти и вспомнить все, что произошло с совсем другим представителем вида хоть за тысячу километров. Впрочем, так далеко они редко уходят от дома, предпочитают держаться своей группы. Не слишком кучно, чтобы не нарушать баланс: из-за коллективной памяти они не очень-то нуждаются в физических взаимодействиях. Некоторые живут мелкими группками, что-то вроде семей. Хотя взаимоотношения их непохожи на те, что бывают в человеческих семьях или у наших животных, — вот еще что роднит их с грибами. Потомство дают только очень старые особи, такие, из которых уже, как говорится, песок сыплется. Но это не песок, а своего рода споры. Когда старик уже находится на смертном одре, споры эти начинают проклевываться, это зрелище необычное и довольно отталкивающее, поэтому умирать, давая жизнь потомкам, старики уходят в какое-нибудь укромное местечко. Поскольку смерть неразрывно связана у них с рождением, то и обряды соответствующие: ни радости, ни печали они не выказывают, но придают себе некоторую торжественность, меняя цвет чешуек, обычно переливчато-радужных, на какой-нибудь строгий тон. Да и о чем печалиться — коллективная память сохраняет каждого, как если бы он никуда и не делся, просто по каким-то причинам находится вне зоны доступа. Мужчин и женщин у них нет, любой, кто доживает до старости, в конце концов изойдет на споры. Заботятся обо всем молодняке одинаково, что естественно, учитывая, что родитель уже мертв и не может ни о ком заботиться. Набор эмоций у них невелик: опекающее отношение к молодым, холодно-отстраненное — к взрослым, параноидальный страх перед чужаками. Кроме «грибных людей» раньше здесь жили и другие разумные виды, но скоро уступили им первенство: «грибные люди» из-за своих телепатических способностей, а также и оттого, что в совокупности представляли собой одно-единственное разумное существо, оказались великолепны в военном деле и легко подстерегали, окружали и уничтожали чужаков. Делали они это, заметим, без всякой ненависти, а лишь заботясь о сохранности своей территории. Ненавидеть они не умеют, какая у грибов ненависть. Когда нашей третьей экспедиции удалось наконец установить с ними контакт, то мы спросили, зачем они уничтожили две предыдущие, да еще с такой ледяной жестокостью. Грибные люди лишь пожимали плечами и отвечали: «Да так, для порядка». Нас переполнило чувство благодарности и какой-то абсурдной эйфории. Вскоре, однако, выяснилось, что причина тому — галлюциногены, которые выделяют грибные люди, когда испытывают страх и любопытство, из-за чего, по-видимому, в былые времена они и стали объектами охоты со стороны своих не слишком успешных конкурентов. Когда мы сообщили им об этом, то они рассмеялись и сказали, что могут отдать нам парочку молодых людей-грибов, мы можем их забрать себе и веселиться на здоровье, пока их не съедим. Нас такое безобразное предложение несколько удивило: только что люди-грибы беспощадно уничтожали всех чужаков, а теперь отдают нам своих детей. Но люди-грибы отвечали, что один-другой человек значения не имеет, важно спасти грибницу. Мы забрали маленького человека-гриба к себе на базу и начали изучать, командир строго-настрого запретил нам его пугать, говорил, что на нас возложена величайшая миссия, говорил о долге перед человечеством, словом, тарахтел без перерыва, а вечером, когда они нас окружили, все это стало совершенно неважно.
Погребальные обряды
Примечательны их погребальные обряды. Когда кто-то умирает, то его тело обмывают и несут к термитнику. Грандиозное сооружение, похожее на курган, построенное насекомыми вроде наших муравьев. Кладут тело возле кургана и почтительно оставляют. Это первая часть обряда. Через неделю или чуть позже возвращаются. Возле кургана к тому времени остаются лишь гладкие, очищенные от плоти кости. Нет нужды опасаться, что звери растащат их: звери предпочитают обходить курганы стороной, потому что насекомые тут же налетят, облепят, изжалят. И вот они берут очищенные кости, и укладывают их в специальный короб, и отдают родственникам умершего, и те уже вольны держать их дома или захоронить в том месте, которое сами выберут. Это вторая часть. А третья часть — самая, на наш взгляд, отталкивающая: родственники подходят к термитнику, запускают в него руки, насекомые облепляют их, и тогда они, не обращая внимания на боль от укусов, поедают насекомых. В обычное время есть их запрещено, и даже нечаянно раздавить такое насекомое — не тяжкий грех, но неприятная оплошность, которой стремятся избежать. У насекомых свои тропы, у людей — свои. Лишь во время похоронного обряда этот запрет отменяется: родственники усопшего жадно поедают насекомых, насытившихся плотью мертвеца. После этого расходятся по домам, сытые и изжаленные. С этого дня по усопшему больше не скорбят: он теперь вернулся домой. А вот если некто пропал без вести и тело его не найдено — плохо: насекомые все равно его съедят, но не будет рядом тех, кто съест насекомых. Как ему вернуться домой? Никак.
вас может заинтересовать
Марианна Гейде
Люди и другие существа
Насекомое, похожее на цветок
Насекомое, похожее на цветок. Оно тысячелетиями прикидывалось цветком растения определенного вида, на нем жило, на нем подстерегало добычу — тлей, которые вредили растению, но питали насекомое, так что они друг другом были вполне довольны, благодаря сходству с цветком оно могло укрыться от хищников. Иногда другие насекомые, спутав его с цветком, пытались собрать с него пыльцу, тогда оно угрожающе прищелкивало жвальцами, и другое насекомое ретировалось, перемещаясь на соседний цветок; насекомое не знало, но догадывалось, что другие насекомые цветку полезны, что они помогают ему приумножать себя и производить потомков, которые дадут приют потомкам насекомого. Потом растение умерло, вымерло, изведенное под корень какими-то бактериями, которых высосало из почвы и против которых не сумело или не успело выработать противоядия. Насекомое осталось бездомным. Каким-то образом сумело оно выжить, хотя не было больше растения, сходством с которым насекомое могло бы себя защитить. Форма его, странная, вычурная, не имела больше оправдания и, казалось, существовала только для красоты. Может ли быть такое, что хищники, птицы и небольшие животные, глядя на столь странный и ни с чем не сообразный предмет, попросту приходили в недоумение и не могли решить, что перед ними — растение, насекомое, неживой предмет? Зверь, птица не любят странное, непривычное — кто знает, может быть, оно ядовито. Зверь, птица привыкли к знакомым очертаниям и с рождения знают, кто их добыча. А эта нелепая вещица ни на что не была похожа, так что люди, впервые открывшие и описавшие это насекомое, сперва недоумевали, отчего оно так странно, ничем не оправданно выглядит, а дело было два столетия назад, тогда некоторые пытались даже доказать бытие божье, приводя в пример это насекомое, — мол, только всемогущий Господь может сотворить вещь, которая ни для чего не нужна, ни к чему не приспособлена, нигде не уместна, которая существует просто для красоты, потому что Господу приятно творить и созерцать красивые вещи.
Люди-грибы
Они — что-то вроде грибов. Кажется, что перед нами отдельный организм, у каждого есть индивидуальные черты лица, личные предпочтения, каждый может рассказать свою историю. Но, будучи связанными прочной сетью телепатических контактов, они, по сути, представляют собой одного-единственного индивида. Это сбивает с толку: в любой момент они могут обратиться к коллективной памяти и вспомнить все, что произошло с совсем другим представителем вида хоть за тысячу километров. Впрочем, так далеко они редко уходят от дома, предпочитают держаться своей группы. Не слишком кучно, чтобы не нарушать баланс: из-за коллективной памяти они не очень-то нуждаются в физических взаимодействиях. Некоторые живут мелкими группками, что-то вроде семей. Хотя взаимоотношения их непохожи на те, что бывают в человеческих семьях или у наших животных, — вот еще что роднит их с грибами. Потомство дают только очень старые особи, такие, из которых уже, как говорится, песок сыплется. Но это не песок, а своего рода споры. Когда старик уже находится на смертном одре, споры эти начинают проклевываться, это зрелище необычное и довольно отталкивающее, поэтому умирать, давая жизнь потомкам, старики уходят в какое-нибудь укромное местечко. Поскольку смерть неразрывно связана у них с рождением, то и обряды соответствующие: ни радости, ни печали они не выказывают, но придают себе некоторую торжественность, меняя цвет чешуек, обычно переливчато-радужных, на какой-нибудь строгий тон. Да и о чем печалиться — коллективная память сохраняет каждого, как если бы он никуда и не делся, просто по каким-то причинам находится вне зоны доступа. Мужчин и женщин у них нет, любой, кто доживает до старости, в конце концов изойдет на споры. Заботятся обо всем молодняке одинаково, что естественно, учитывая, что родитель уже мертв и не может ни о ком заботиться. Набор эмоций у них невелик: опекающее отношение к молодым, холодно-отстраненное — к взрослым, параноидальный страх перед чужаками. Кроме «грибных людей» раньше здесь жили и другие разумные виды, но скоро уступили им первенство: «грибные люди» из-за своих телепатических способностей, а также и оттого, что в совокупности представляли собой одно-единственное разумное существо, оказались великолепны в военном деле и легко подстерегали, окружали и уничтожали чужаков. Делали они это, заметим, без всякой ненависти, а лишь заботясь о сохранности своей территории. Ненавидеть они не умеют, какая у грибов ненависть. Когда нашей третьей экспедиции удалось наконец установить с ними контакт, то мы спросили, зачем они уничтожили две предыдущие, да еще с такой ледяной жестокостью. Грибные люди лишь пожимали плечами и отвечали: «Да так, для порядка». Нас переполнило чувство благодарности и какой-то абсурдной эйфории. Вскоре, однако, выяснилось, что причина тому — галлюциногены, которые выделяют грибные люди, когда испытывают страх и любопытство, из-за чего, по-видимому, в былые времена они и стали объектами охоты со стороны своих не слишком успешных конкурентов. Когда мы сообщили им об этом, то они рассмеялись и сказали, что могут отдать нам парочку молодых людей-грибов, мы можем их забрать себе и веселиться на здоровье, пока их не съедим. Нас такое безобразное предложение несколько удивило: только что люди-грибы беспощадно уничтожали всех чужаков, а теперь отдают нам своих детей. Но люди-грибы отвечали, что один-другой человек значения не имеет, важно спасти грибницу. Мы забрали маленького человека-гриба к себе на базу и начали изучать, командир строго-настрого запретил нам его пугать, говорил, что на нас возложена величайшая миссия, говорил о долге перед человечеством, словом, тарахтел без перерыва, а вечером, когда они нас окружили, все это стало совершенно неважно.
Погребальные обряды
Примечательны их погребальные обряды. Когда кто-то умирает, то его тело обмывают и несут к термитнику. Грандиозное сооружение, похожее на курган, построенное насекомыми вроде наших муравьев. Кладут тело возле кургана и почтительно оставляют. Это первая часть обряда. Через неделю или чуть позже возвращаются. Возле кургана к тому времени остаются лишь гладкие, очищенные от плоти кости. Нет нужды опасаться, что звери растащат их: звери предпочитают обходить курганы стороной, потому что насекомые тут же налетят, облепят, изжалят. И вот они берут очищенные кости, и укладывают их в специальный короб, и отдают родственникам умершего, и те уже вольны держать их дома или захоронить в том месте, которое сами выберут. Это вторая часть. А третья часть — самая, на наш взгляд, отталкивающая: родственники подходят к термитнику, запускают в него руки, насекомые облепляют их, и тогда они, не обращая внимания на боль от укусов, поедают насекомых. В обычное время есть их запрещено, и даже нечаянно раздавить такое насекомое — не тяжкий грех, но неприятная оплошность, которой стремятся избежать. У насекомых свои тропы, у людей — свои. Лишь во время похоронного обряда этот запрет отменяется: родственники усопшего жадно поедают насекомых, насытившихся плотью мертвеца. После этого расходятся по домам, сытые и изжаленные. С этого дня по усопшему больше не скорбят: он теперь вернулся домой. А вот если некто пропал без вести и тело его не найдено — плохо: насекомые все равно его съедят, но не будет рядом тех, кто съест насекомых. Как ему вернуться домой? Никак.
Насекомое, похожее на цветок. Оно тысячелетиями прикидывалось цветком растения определенного вида, на нем жило, на нем подстерегало добычу — тлей, которые вредили растению, но питали насекомое, так что они друг другом были вполне довольны, благодаря сходству с цветком оно могло укрыться от хищников. Иногда другие насекомые, спутав его с цветком, пытались собрать с него пыльцу, тогда оно угрожающе прищелкивало жвальцами, и другое насекомое ретировалось, перемещаясь на соседний цветок; насекомое не знало, но догадывалось, что другие насекомые цветку полезны, что они помогают ему приумножать себя и производить потомков, которые дадут приют потомкам насекомого. Потом растение умерло, вымерло, изведенное под корень какими-то бактериями, которых высосало из почвы и против которых не сумело или не успело выработать противоядия. Насекомое осталось бездомным. Каким-то образом сумело оно выжить, хотя не было больше растения, сходством с которым насекомое могло бы себя защитить. Форма его, странная, вычурная, не имела больше оправдания и, казалось, существовала только для красоты. Может ли быть такое, что хищники, птицы и небольшие животные, глядя на столь странный и ни с чем не сообразный предмет, попросту приходили в недоумение и не могли решить, что перед ними — растение, насекомое, неживой предмет? Зверь, птица не любят странное, непривычное — кто знает, может быть, оно ядовито. Зверь, птица привыкли к знакомым очертаниям и с рождения знают, кто их добыча. А эта нелепая вещица ни на что не была похожа, так что люди, впервые открывшие и описавшие это насекомое, сперва недоумевали, отчего оно так странно, ничем не оправданно выглядит, а дело было два столетия назад, тогда некоторые пытались даже доказать бытие божье, приводя в пример это насекомое, — мол, только всемогущий Господь может сотворить вещь, которая ни для чего не нужна, ни к чему не приспособлена, нигде не уместна, которая существует просто для красоты, потому что Господу приятно творить и созерцать красивые вещи.
Люди-грибы
Они — что-то вроде грибов. Кажется, что перед нами отдельный организм, у каждого есть индивидуальные черты лица, личные предпочтения, каждый может рассказать свою историю. Но, будучи связанными прочной сетью телепатических контактов, они, по сути, представляют собой одного-единственного индивида. Это сбивает с толку: в любой момент они могут обратиться к коллективной памяти и вспомнить все, что произошло с совсем другим представителем вида хоть за тысячу километров. Впрочем, так далеко они редко уходят от дома, предпочитают держаться своей группы. Не слишком кучно, чтобы не нарушать баланс: из-за коллективной памяти они не очень-то нуждаются в физических взаимодействиях. Некоторые живут мелкими группками, что-то вроде семей. Хотя взаимоотношения их непохожи на те, что бывают в человеческих семьях или у наших животных, — вот еще что роднит их с грибами. Потомство дают только очень старые особи, такие, из которых уже, как говорится, песок сыплется. Но это не песок, а своего рода споры. Когда старик уже находится на смертном одре, споры эти начинают проклевываться, это зрелище необычное и довольно отталкивающее, поэтому умирать, давая жизнь потомкам, старики уходят в какое-нибудь укромное местечко. Поскольку смерть неразрывно связана у них с рождением, то и обряды соответствующие: ни радости, ни печали они не выказывают, но придают себе некоторую торжественность, меняя цвет чешуек, обычно переливчато-радужных, на какой-нибудь строгий тон. Да и о чем печалиться — коллективная память сохраняет каждого, как если бы он никуда и не делся, просто по каким-то причинам находится вне зоны доступа. Мужчин и женщин у них нет, любой, кто доживает до старости, в конце концов изойдет на споры. Заботятся обо всем молодняке одинаково, что естественно, учитывая, что родитель уже мертв и не может ни о ком заботиться. Набор эмоций у них невелик: опекающее отношение к молодым, холодно-отстраненное — к взрослым, параноидальный страх перед чужаками. Кроме «грибных людей» раньше здесь жили и другие разумные виды, но скоро уступили им первенство: «грибные люди» из-за своих телепатических способностей, а также и оттого, что в совокупности представляли собой одно-единственное разумное существо, оказались великолепны в военном деле и легко подстерегали, окружали и уничтожали чужаков. Делали они это, заметим, без всякой ненависти, а лишь заботясь о сохранности своей территории. Ненавидеть они не умеют, какая у грибов ненависть. Когда нашей третьей экспедиции удалось наконец установить с ними контакт, то мы спросили, зачем они уничтожили две предыдущие, да еще с такой ледяной жестокостью. Грибные люди лишь пожимали плечами и отвечали: «Да так, для порядка». Нас переполнило чувство благодарности и какой-то абсурдной эйфории. Вскоре, однако, выяснилось, что причина тому — галлюциногены, которые выделяют грибные люди, когда испытывают страх и любопытство, из-за чего, по-видимому, в былые времена они и стали объектами охоты со стороны своих не слишком успешных конкурентов. Когда мы сообщили им об этом, то они рассмеялись и сказали, что могут отдать нам парочку молодых людей-грибов, мы можем их забрать себе и веселиться на здоровье, пока их не съедим. Нас такое безобразное предложение несколько удивило: только что люди-грибы беспощадно уничтожали всех чужаков, а теперь отдают нам своих детей. Но люди-грибы отвечали, что один-другой человек значения не имеет, важно спасти грибницу. Мы забрали маленького человека-гриба к себе на базу и начали изучать, командир строго-настрого запретил нам его пугать, говорил, что на нас возложена величайшая миссия, говорил о долге перед человечеством, словом, тарахтел без перерыва, а вечером, когда они нас окружили, все это стало совершенно неважно.
Погребальные обряды
Примечательны их погребальные обряды. Когда кто-то умирает, то его тело обмывают и несут к термитнику. Грандиозное сооружение, похожее на курган, построенное насекомыми вроде наших муравьев. Кладут тело возле кургана и почтительно оставляют. Это первая часть обряда. Через неделю или чуть позже возвращаются. Возле кургана к тому времени остаются лишь гладкие, очищенные от плоти кости. Нет нужды опасаться, что звери растащат их: звери предпочитают обходить курганы стороной, потому что насекомые тут же налетят, облепят, изжалят. И вот они берут очищенные кости, и укладывают их в специальный короб, и отдают родственникам умершего, и те уже вольны держать их дома или захоронить в том месте, которое сами выберут. Это вторая часть. А третья часть — самая, на наш взгляд, отталкивающая: родственники подходят к термитнику, запускают в него руки, насекомые облепляют их, и тогда они, не обращая внимания на боль от укусов, поедают насекомых. В обычное время есть их запрещено, и даже нечаянно раздавить такое насекомое — не тяжкий грех, но неприятная оплошность, которой стремятся избежать. У насекомых свои тропы, у людей — свои. Лишь во время похоронного обряда этот запрет отменяется: родственники усопшего жадно поедают насекомых, насытившихся плотью мертвеца. После этого расходятся по домам, сытые и изжаленные. С этого дня по усопшему больше не скорбят: он теперь вернулся домой. А вот если некто пропал без вести и тело его не найдено — плохо: насекомые все равно его съедят, но не будет рядом тех, кто съест насекомых. Как ему вернуться домой? Никак.
вас может заинтересовать