Милена Славицка живет в Чехии, часть детства она провела в Венгрии, хотела остаться жить в Великобритании, второй раз вышла замуж в Советском Союзе. Будучи воспитана в католической вере, Милена потом всерьез заинтересовалась индийской философией. С миром неофициального искусства она познакомилась еще до 1989 года благодаря своей работе в Национальной галерее.
Католическое воспитание и против коммунистов
Милена Славицка родилась 28-го марта 1949 года в Карвине и была пятым ребенком в семье Ратаевых. Отец Милены работал в управлении шахтами, и ему предложили работу энергетика на строительстве электростанций в Венгрии. Вся семья вместе с ним переехала в Венгрию. До шести лет Милена жила в Будапеште, но ее отец оставался в Венгрии и во время протестов 1956 года.
Семья жила в Венгрии, но в доме говорили по-чешски. Тем не менее, Милена выучила несколько венгерских слов, которые употребляла дома, и, как она вспоминает, по возвращении на родину не знала, например, что означает слово «лимон».
Об отце говорили, что он был знаком с людьми, связанными с Венгерским восстанием, поэтому при коммунистах он был вынужден работать в Бланско, в то время как семья жила в Праге. Воспитанием детей занималась мать. Сама она была воспитана родителями строгой католичкой, и собственных детей тоже растила в католической вере. Молились дома, ходили в церковь, отмечали церковные праздники. Кроме того, мать была против коммунистов, поэтому дети, например, не вступали в пионеры. «Обычная жизнь, которая была у моих одноклассников, меня почти никак не касалась», – вспоминает Милена. Она ходила в фотографический кружок, но ее оттуда выгнали, потому что кружок был только для пионеров. В школе были выставлены фотографии Ратаевых, как учеников, которые не были пионерами. Мать не ходила ни на какие школьные собрания, несмотря на то что в начальной школе на пражской улице Сазавска учились одновременно четверо ее детей. «Я росла, словно в тихой заводи», – вспоминает Милена о своем детстве.
Двое материных братьев были политзаключенными. Говорили, что младший Алоис когда-то «сболтнул лишнего», рассказал об операции «Дукла» и Словацком восстании, которое якобы было организовано советскими офицерами. Другой брат Франтишек был священником, известным, как отец Иноценц, и коммунисты осудили его в рамках проведения так называемой «Операции К», известной как «Варфоломеевская ночь монахов» и направленной на ликвидацию монастырей на территории Чехословакии.
Однажды мать получила разрешение навестить Франтишека и взяла с собой Милену, которой было поручено потихоньку передать дяде чашу (как будто бы это была игрушка), чтобы он мог в тюрьме тайно служить мессу. Милена помнит, что в тюрьме были длинные столы. Заключенные должны были стоять, и у каждого был надзиратель. «С тех пор официальный мир стал для меня миром, к которому я не принадлежу», – говорит Милена Славицка.
Оба материных брата были выпущены на свободу в 1960 году по амнистии президента Антонина Новотного. В дома обсуждались политические процессы, и Милена хорошо помнит то время после амнистии. Конкретных имен не называли, но она понимала, что коммунистический режим – это большое зло: «Я просто знала, что злодеи-коммунисты сажают людей».
Странствия по Праге вместо учебы
В девятом классе Милена подала заявление в знаменитую гимназию Вильгельма Пика. Вопросы устных вступительных экзаменов показались ей подозрительно легкими. Милену приняли. Позже она узнала от классного руководителя, что из начальной школы на улице Сазавской пришло письмо-протест против принятия ее в гимназию. Шаг, которых должен был Милене навредить, парадоксальным образом принес ей симпатию со стороны педагогического коллектива гимназии.
В том время Милена начала дружить с ребятами из школы искусств, которая располагалась на площади Голлара. Милена признается, что подростками они зачастую преступали черту дозволенного, и сама она часто прогуливала школу. Они пробовали алкоголь, слонялись по Праге, кто-то даже пытался совершить самоубийство. Иногда она блуждала по Праге и рисовала, делала наброски. «Больше всего мне нравилось рисовать в церкви, потому что люди там сидели и не двигались», – говорит Милена. Еще ей нравилось ходить на Ольшанское кладбище.
Молодые люди из ее окружения что-то писали: свои собственный тексты, а также переписывали чужие. Милена переписывала «Вопль» Аллена Гинзберга и тексты из «Бхагавадгиты» - одной из самых известных книг по индийской философии. Таким образом девочка из католической семьи окунулась в мир других религиозных и культурных традиций, и, как она думала, это и стало причиной ее отчуждения от семьи.
Окончив гимназию весной 1967 года, Милена решила идти учиться в Карлов университет на философский факультет. Она хотела изучать историю и историю искусств, но поскольку набор на искусствоведение производился только раз в два года, то она решила пока изучать русский язык. На вступительных экзаменах ее выручило знание русской литературы, которую она полюбила, читая книги из семейной библиотеки одноклассницы.
Философский факультет в августе 1968 года
В августе 1968 года Милена была с родителями в Распенаве в Либерецком крае. 21-го августа она утром вышла на прогулку. «Я увидела, как у дороги сидят двое чешских солдат. Это были пограничники, которые ушли с границы, потому что там уже ехали танки. О вторжении я узнала от них, но тогда я не знала, что все это значит. Я побежала назад, включила радио, там уже об этом передавали. Потом радио замолкло. Я решила немедленно ехать в Прагу», - вспоминает Милена. Она приехала в город с несколькими пересадками, и дорога домой с Главного вокзала пролегала как раз мимо здания Чехословацкого радио. «Я решила, что началась война. Мне казалось, что вся Прага в огне».
Было страшно. Милена провела ночь в пражской квартире и на другое утро отправилась в сторону Староместской площади к философскому факультету. «На танках сидели солдаты и молчали. Они хранили полное молчание. Никак не реагировали на вопросы», - вспоминает Милена. Вместе с другими студентами она присоединилась к всеобщей забастовке. На факультет приглашали разных людей, в том числе, например, там побывал тогдашний председатель Национального собрания Чехословацкой Республики Йозеф Смрковский. Студенты собрались на последнем этаже факультета, куда время от времени наводил ствол танк, стоявший на мосту через Влтаву. Милена только раз отважилась перейти на другой берег, и призналась, что в тот момент ей было очень страшно.
В Англию с одним фунтом
Об эмиграции Милена начала задумываться уже в январе 1969 года после самосожжения Яна Палаха. Она организовала себе индивидуальное обучение и подделала приглашение в Англию, чтобы получить визу. С одним фунтом в кармане она отправилась в чужую страну. Английского языка она тогда не знала совсем. По приезду начала искать работу au pair – место няни с проживанием в семье.
Потом Милена попала на фабрику по производству помады, на конвейер, потом работала в различных ресторанах. К тому времени она уже могла изъясняться на английском на базовом уровне. Наступил сентябрь. В посольстве Чехословакии, куда она обратилась за продлением визы, ей ответили однозначно: она должна вернуться назад, в противном случае – останется в Великобритании навсегда.
«Я позвонила домой из телефона-автомата и сказала, что хочу остаться здесь. В то время обе мои сестры жили заграницей, и все думали, что они уже не вернуться, поэтому отец сильно воспротивился моему решению. Фактически он мне запретил оставаться. Сказал, что, если я останусь, то никто из семьи никогда не будет со мной разговаривать. Я так и не знаю, был ли он сильно озабочен мною, либо политической ситуацией», - говорит Милена, которой во время тех событий было двадцать лет.
Уже в Праге в аэропорту я поняла, что возвращаться мне совершенно не хотелось.
Индология
В 1971 году Милена вышла замуж. Произошло это стремительно и как-то безрассудно. Может быть, ей хотелось уйти от родителей, которые, как она считала, принудили ее вернуться. Одна из ее сестер вернулась из эмиграции, и ей с двумя детьми жить было негде. «Так что для меня это было, так сказать, самое подходящее время», - считает Милена.
Она продолжала учиться. На втором курсе записалась изучать индологию, на которую было невозможно попасть, более того, по этой специальности не было даже отдельной кафедры. Помог Ярослав Вацек, который оказал на Милену сильное влияние. Она вспоминает, как брала книги в филиале библиотеки на Мальтийской площади. Больше всего ее интересовала индийская философия. Вацек предложил ей поехать учиться в Восточный Берлин. Но тогда Милена уже ждала ребенка. А в Праге тем временем усилиями высших инстанций индология была окончательно запрещена.
Однако Милена не оставляла изучение индийской философией и потом. Она познакомилась с людьми, которые занимались дзен-буддизмом. С ними она отправилась в Польшу, где в пригороде Варшавы было помещение для медитации. В Польше она получила своей буддийское имя. Уже дома у себя на даче недалеко от Кутны Горы Милена тоже начала проводить разные мероприятия. Сначала они создали Центр дзен-буддизма, а после 1989 года образовали буддийское общество. Оно работала недолго, но именно благодаря существованию этого общества Милена познакомилась с Далай-ламой, когда он впервые посетил Прагу.
В Национальной галерее
Во время учебы в университете Милена и ее муж работали дворниками при церкви, помимо этого муж еще работал водителем епископа, а она зарабатывала деньги мытьем окон. Милена окончила университет в 1974 году и стала работать в Национальной галерее. Начинала она как внештатный сотрудник в отделе образования, выполняя обязанности гида. Но Милена ждала ребенка и боялась, что не сможет его прокормить. Начальник отдела ей помогла, убедив отдел кадров галереи принять Милену в штат. Целый год, невзирая на рождение ребенка, ей пришлось работать неполный рабочий день. «Я попала в галерею с черной лестницы, – говорит Милена. – Национальная галерея была престижной организацией, где работали выдающиеся люди. Я всегда говорю, что это был какой-то коммунистический бидермейер».
Мать Милены не могла ей помочь присматривать за ребенком, поскольку была поглощена заботами о четырех детях старшей сестры. Милен растила дочь сама, и ей приходилось много работать. Кроме того, в 1979 году она окончательно рассталась с мужем.
Сначала Милена работала в Штернбергском дворце, а затем перешла в галерейную библиотеку, где, по ее словам, царила «удивительная камерность», иначе говоря, это опять была ее «тихая заводь». Милена бывала в запасниках, где работали Иржи Кованда и Карел Милер. Милер познакомил ее с другими представителями тогдашней неофициальной культуры – Петером Штемборой и Яном Млчохом.
«Я жила, укрывшись от режима и всего происходящего вокруг. Я не чувствовала того воздействия, какое испытывали другие люди», - говорит Милена.
Художественные связи Праги и Москвы
Будучи сотрудницей Национальной галереи, Милена имела право на заграничные командировки. Члены компартии или союза молодежи могли ездить на Запад, остальные – только в страны соцлагеря. Милена решила поехать в Москву, где раньше не бывала, хотя и диплом, и другие свои работы писала о русском авангарде. Ей хотелось познакомиться с миром неофициального искусства, и ей дали список адресов, куда можно обратиться. Она понимала, что если ее станут допрашивать, то бессмысленно будет утверждать, что она взяла эти адреса из адресной книги – там их просто не было.
В советской метрополии Милена встречалась со многими людьми, и посещение мастерских она вспоминает как своего рода «интенсивный слалом». Тогда же она познакомилась со своим вторым мужем Виктором Пивоваровым. Кроме Москвы Милена еще потом побывала в Ленинграде.
Лишь по возвращении в Прагу Милена познакомилась с Индржихом Халупецким, тем самым человеком, который как раз и составил список московских адресов. Индржих не знал русского, и состояние здоровья ему уже не позволяло поехать в СССР, поэтому он поручил это дело другому. У Милены появился план пригласить московских неофициальных художников в Прагу, который они потом успешно воплотили.
Из-за этой акции Милену все же вызвали на беседу в органы. Однако предложение о сотрудничестве с ней даже не обсуждали. Она вспоминает, что ей было страшно, но признается, что держалась крайне недружелюбно, видимо, поэтому ей и не предложили сотрудничать.
Второй муж
Замуж за Виктора Пивоварова Милена вышла в Советском Союзе в 1981 году. Виктору пришлось заниматься проблемами, связанными с отъездом с родины. Было необходимо предоставить сведения о том, что у него будет жилье и работа. Милена тогда неофициально жила в квартире Франтишека Яноуха, который эмигрировал из Чехословакии. Потом она получила так называемое социальное жилье, двухкомнатную квартиру в пражском районе Нусли. Из удобств там было холодная вода и печное отопление углем, но это давало Виктору адрес постоянного места жительства. Оставалась только найти работой, и эту проблему тоже удалось решить. Виктор переехал жить в Чехословакию в 1982 году.
Милена вспоминает, что люди из артистического окружения приняли ее мужа очень хорошо. В 80-е годы происходили разные неофициальные выставки на неофициальных площадках. «Все были в одних и тех же условиях. Речь тогда не шла ни о деньгах, ни о галеристах, ни о славе. Люди были дружелюбны и искренни», - вспоминает Милена Славицка. Кроме того, в Национальной галерее иногда удавалось показать готовую зарубежную выставку. Так, например, Милена провела выставку, посвященную польскому символизму, и выставку индийского искусства.
В их маленькой квартире в районе Нусли поселилось шестеро: родилась дочь, из Советского Союза переехали мать Виктора и его сын от первого брака. На ночь приходилось раскладывать кушетки, чтобы все могли разместиться. Милена сумела получить официальное разрешение сломать стену соседней пустующей однокомнатной квартиры и таким образом расширить жилплощадь. В конце 80-х им удалось на чердаке устроить студию. «Это не была настоящая студия, но там можно было работать, и туда приходили многие художники», - говорит Милена. Новые дружеские отношения стали завязываться еще и благодаря вновь образованному объединению художников «Твердоглавые».
Шеф-редактор, педагог и прозаик
В ноябре 1989 года Милена участвовала в разных демонстрациях. Но всегда сначала заботилась о том, чтобы кто-то оставался присматривать за детьми. «Приходилось думать о том, что я могу не вернуться», - говорит она. Как-то она попала на встречу, где обсуждалось будущее журнала «Витварна культура». Среди прочего, было высказано предположение, что она могла бы возглавить этот журнал. Это предложение было поддержано, к тому же примерно в середине 1989 года она потеряла работу в Национальной галерее из-за того, что подписывала петиции против коммунистического режима. Когда-то она имела дело с самиздатом, но у нее не было никакого опыта с изданием печатного журнала. «Я не знала ни что такое корректуры, ни что такое фактуры», - признается Милена. Тем не менее предложение она приняла и быстро научилась всему по ходу дела. Журнал выходил раз в два месяца, и с оглядкой на периодическое издание 60-х годов он был переименован в «Витварне умнени». Франтишек Яноух помог ей освоиться с компьютером. Финансирование журнала осложнилось, Милене приходилось решать разные споры и проблемы, но в 1996 году «Витварне умнени» все же прекратило свое существование.
Следующим этапом в ее жизни была карьера преподавателя. Сначала она читала курс истории искусств на архитектурном факультете университета в городе Либерец, а потом прошла отбор на преподавание в Пражской академии изобразительных искусств, где в том время ректором был Милан Книжак. Милена говорит, что работа ей нравилась. Она вела семинары по психологии творчества и теперь своим детям могла уделять больше времени, чем в бытность главным редактором. Она считает, что, может быть, это была для нее самая лучшая работа. «Я такой человек, которому нужно довольно много свободы и неподотчетности», - признается Милена и добавляет, что академия, в которой она проработала до наступления нового миллениума, была для нее той же тихой заводью, что и Национальная галерея.
После Бархатной революции она организовала несколько выставок, самой знаменитой из которых стала «Летать, уйти, исчезнуть», связанная с московским концептуализмом.
Кроме научных работ у Милены Славицки вышли две книги прозы: «Ямртальские рассказы» (2010) и «Хагибор» (2014). О своем писательстве Милена говорит так: «Я впервые и довольно поздно поняла, в какой ситуации находится художник. Раньше я не понимала, что, когда художник что-то делает, он зачастую словно бы блуждает в темноте. И он не только не понимает значения своего дела, он даже не знает, хорошо это или плохо. Если бы у меня был такой опыт раньше, то, может быть, я относилась бы к художникам с еще большим уважением».