Власть над образом
Перевод интервью с художницей Катинкой Лампе, опубликованное на портале Another Something: о том, что стоит за портретом, власти над изображением и поколении, зависимом от образов. Работы художницы напечатаны в 15-м «Носороге»
Когда вы начали заниматься живописью?
В начале девяностых в академии искусств. После выпуска, чтобы выжить, мне приходилось работать на неполную ставку на нескольких работах, одновременно я трудилась над своими картинами. В то время я часто переезжала, пытаясь найти недорогие студии. В какой-то момент я оказалась в Роттердаме. Живу здесь уже почти 20 лет и работаю в замечательной студии.
На тот момент вы уже работали над портретами?Я не рассматриваю свои картины как портреты. Портрет — только средство для начала работы, но никогда не цель. Все начинается с изображения модели, но кто она или он, меня не очень интересует. Работая над изображениями, накладывая разные слои, я выражаю свои мысли о мире. Я делаю это фигуративно, вдохновляясь физической природой человеческого взаимодействия. Мы общаемся, смотря друг на друга и наблюдая за языком тела. Это всегда восхищало и вдохновляло меня.
В академии и после выпуска я была сосредоточена скорее на самом рисовании, чем на коммуникации через него. Работа «от модели» всегда была первым слоем моей работы, однако в какой-то момент я поняла, что хочу выйти за рамки простой репрезентации. Результатом стало исследование, куда бы я могла пойти в своей работе, используя прямой символизм, который мог бы прочесть каждый. Я поняла, что необходимо убрать былую сдержанность и действовать свободно, доверять своему видению и не беспокоиться о том, как другие увидят мои работы. Я перестала бояться непонимания, и это дало мне уверенность, что мои работы независимые и хорошие.
Изображение моделей — это образ, через который вы хотите рассказать историю?
Я вдохновляюсь изображениями из газет, журналов или интернета. Когда я нахожу тронувшее меня изображение, я прошу моделей воспроизвести его в студии, и затем фотографирую. Власть над тем, что раньше было общедоступным изображением, благодаря фотошопу переходит ко мне, я изменяю фотографию так, как считаю нужным. Изображение становится основой для рисунка. И речь тут не идет о том, кто изображен на рисунке, его или ее характере.
Тематически меня занимает социальность, вещи вроде расизма или гипермедиализации, внутри которых растет современное поколение. Я никогда не навязываю зрителю трактовки своей работы. Они могут быть найдены только в рамках контекстуализации. Моя первичная цель — создать чарующие образы, способные удержать взгляд. Смысл — в глазах смотрящего.
В начале девяностых в академии искусств. После выпуска, чтобы выжить, мне приходилось работать на неполную ставку на нескольких работах, одновременно я трудилась над своими картинами. В то время я часто переезжала, пытаясь найти недорогие студии. В какой-то момент я оказалась в Роттердаме. Живу здесь уже почти 20 лет и работаю в замечательной студии.
На тот момент вы уже работали над портретами?Я не рассматриваю свои картины как портреты. Портрет — только средство для начала работы, но никогда не цель. Все начинается с изображения модели, но кто она или он, меня не очень интересует. Работая над изображениями, накладывая разные слои, я выражаю свои мысли о мире. Я делаю это фигуративно, вдохновляясь физической природой человеческого взаимодействия. Мы общаемся, смотря друг на друга и наблюдая за языком тела. Это всегда восхищало и вдохновляло меня.
В академии и после выпуска я была сосредоточена скорее на самом рисовании, чем на коммуникации через него. Работа «от модели» всегда была первым слоем моей работы, однако в какой-то момент я поняла, что хочу выйти за рамки простой репрезентации. Результатом стало исследование, куда бы я могла пойти в своей работе, используя прямой символизм, который мог бы прочесть каждый. Я поняла, что необходимо убрать былую сдержанность и действовать свободно, доверять своему видению и не беспокоиться о том, как другие увидят мои работы. Я перестала бояться непонимания, и это дало мне уверенность, что мои работы независимые и хорошие.
Изображение моделей — это образ, через который вы хотите рассказать историю?
Я вдохновляюсь изображениями из газет, журналов или интернета. Когда я нахожу тронувшее меня изображение, я прошу моделей воспроизвести его в студии, и затем фотографирую. Власть над тем, что раньше было общедоступным изображением, благодаря фотошопу переходит ко мне, я изменяю фотографию так, как считаю нужным. Изображение становится основой для рисунка. И речь тут не идет о том, кто изображен на рисунке, его или ее характере.
Тематически меня занимает социальность, вещи вроде расизма или гипермедиализации, внутри которых растет современное поколение. Я никогда не навязываю зрителю трактовки своей работы. Они могут быть найдены только в рамках контекстуализации. Моя первичная цель — создать чарующие образы, способные удержать взгляд. Смысл — в глазах смотрящего.
Сегодняшняя демократизация визуальной культуры и последствия этого процесса удивляют. Изменился ли ваш взгляд на мир за последние 15 лет?
Становится действительно сложно узнать что-либо о подлинности изображения, и это захватывающе. Я всегда занималась конструированием и переработкой образов, так что некоторые из сегодняшних изменений близки моей художественной практике. Оригинальность как концепция теряет свое значение. Это очень интересный виток развития культуры.
Мое отличие от других создателей изображений, думающих, что они делают интересные по меркам цифрового стандарта вещи, в самобытности, которая лежит за моими работами. Она притягивает взгляд людей к моим картинам.
Творческая женщина, которая совершенствует свою технику 20 лет.
В сегодняшнем контексте совершенствование техники позволяет привлечь внимание зрителя. Изображения, встречаемые повсюду, существенно сократили концентрацию внимания человека. С помощью своих картин я надеюсь ухватить еще немного времени для изучения, чтобы возник вопрос: что здесь происходит? Вот почему я стремлюсь создать некую конфликтную реальность в своем творчестве, придать ему немного странности. Я в буквальном смысле пытаюсь удержать внимание зрителя.
Повлияло ли материнство на ваше творческое видение?
Безусловно. Я живу бок о бок с поколением своих детей, многие вещи я бы просто не увидела, если бы не была матерью. Я стараюсь направлять своих детей, основываясь на собственном опыте, но мои 20-летний сын и 14-летняя дочь полностью подвержены сигналам и стимулам от смартфонов. Видеть, как они проходят через жизнь, — необыкновенный для меня опыт.
Я часто привлекаю своих детей в качестве моделей: не нужно беспокоиться о том, как портреты завершатся в моих картинах. Они полностью доверяют мне и знают, что произойдет после обработки, даже если это будет провокационно. Они знают, что цель рисунка — не отображение их личности. С другими моделями иногда возникают вопросы, когда работа завершается.
Становится действительно сложно узнать что-либо о подлинности изображения, и это захватывающе. Я всегда занималась конструированием и переработкой образов, так что некоторые из сегодняшних изменений близки моей художественной практике. Оригинальность как концепция теряет свое значение. Это очень интересный виток развития культуры.
Мое отличие от других создателей изображений, думающих, что они делают интересные по меркам цифрового стандарта вещи, в самобытности, которая лежит за моими работами. Она притягивает взгляд людей к моим картинам.
Творческая женщина, которая совершенствует свою технику 20 лет.
В сегодняшнем контексте совершенствование техники позволяет привлечь внимание зрителя. Изображения, встречаемые повсюду, существенно сократили концентрацию внимания человека. С помощью своих картин я надеюсь ухватить еще немного времени для изучения, чтобы возник вопрос: что здесь происходит? Вот почему я стремлюсь создать некую конфликтную реальность в своем творчестве, придать ему немного странности. Я в буквальном смысле пытаюсь удержать внимание зрителя.
Повлияло ли материнство на ваше творческое видение?
Безусловно. Я живу бок о бок с поколением своих детей, многие вещи я бы просто не увидела, если бы не была матерью. Я стараюсь направлять своих детей, основываясь на собственном опыте, но мои 20-летний сын и 14-летняя дочь полностью подвержены сигналам и стимулам от смартфонов. Видеть, как они проходят через жизнь, — необыкновенный для меня опыт.
Я часто привлекаю своих детей в качестве моделей: не нужно беспокоиться о том, как портреты завершатся в моих картинах. Они полностью доверяют мне и знают, что произойдет после обработки, даже если это будет провокационно. Они знают, что цель рисунка — не отображение их личности. С другими моделями иногда возникают вопросы, когда работа завершается.
Важный элемент современной визуальной культуры — огромный всплеск ненатуральных фотографий с применением фотошопа и контурного макияжа, да и лица людей, делающих селфи, довольно неестественны.
Забавно, что вы это отметили. Я рисую в основном молодых людей, потому что на лицах взрослых больше линий и морщин, что вызывает больше историй. Молодые — более податливая форма для высказывания. Когда я рисую, я постоянно погружаюсь в эту молодую и безупречную эстетику, которая шокирует и дает почувствовать, что сама я на самом деле старею. Реальность иногда бывает болезненна, но в этом нет ничего нового.
Я вижу детей в возрасте 12 лет или моложе, которые постоянно сравнивают себя с тем, что узнают о других в интернете. Это влияет на видение окружающего мира. Все становится довольно поверхностным, если речь идет только о красоте или таланте. Сейчас стать популярным легче, чем когда-либо, и желание детей устремляется именно в эту сторону. Рано или поздно это новое положение вещей возымеет свое действие, но каким именно оно будет, сказать трудно.
Поскольку портрет выступает основным пластом ваших картин, ваша работа придает совершенно иную структуру этим изменениям последнего десятилетия.
Конечно, но я активно внедряю эти изменения в свое творчество. В Big Art я показываю одну картину из целого корпуса работ, которая непосредственно вдохновлена теми влогами на Ютубе, где молодые люди спрашивают зрителя: «Я тебе нравлюсь?», и после того, как они изменили прическу или макияж, вновь звучит вопрос: «А сейчас нравлюсь?». В своей амстердамской галерее «Рон Мандос» я сделала выставку, которая была вдохновлена феноменом под названием «А сейчас я тебе нравлюсь?». Одна из этих работ будет выставлена в Big Art.
Девушки из этих видеороликов позируют так, будто от этого зависит их жизнь, глядя прямо в глаза зрителю. Данная работа как кричащее заявление: смотрите на нас здесь и сейчас! Вы не сможете уйти от их вопрошающих и пронзительных взглядов. Конечно, это не естественное для них поведение, все это продиктовано потребностью в подтверждении. Иногда кажется, что такие девушки высокого мнения о себе, о своих прекрасных жизнях, о том, что они красивее, чем другие, но я всегда задаюсь вопросом, действительно ли они чувствуют это или только ведут себя так из-за положительной обратной связи, которую получают в основном от незнакомцев.
Меня до сих пор удивляет, в какой степени люди зависимы от образов и от того, как они воздействуют на них, как это удивляло меня и в ту пору, когда я только начинала рисовать. То, какому радикальному изменению этот процесс подвергся за последние 15–20 лет, я пытаюсь отразить в своей работе.
Забавно, что вы это отметили. Я рисую в основном молодых людей, потому что на лицах взрослых больше линий и морщин, что вызывает больше историй. Молодые — более податливая форма для высказывания. Когда я рисую, я постоянно погружаюсь в эту молодую и безупречную эстетику, которая шокирует и дает почувствовать, что сама я на самом деле старею. Реальность иногда бывает болезненна, но в этом нет ничего нового.
Я вижу детей в возрасте 12 лет или моложе, которые постоянно сравнивают себя с тем, что узнают о других в интернете. Это влияет на видение окружающего мира. Все становится довольно поверхностным, если речь идет только о красоте или таланте. Сейчас стать популярным легче, чем когда-либо, и желание детей устремляется именно в эту сторону. Рано или поздно это новое положение вещей возымеет свое действие, но каким именно оно будет, сказать трудно.
Поскольку портрет выступает основным пластом ваших картин, ваша работа придает совершенно иную структуру этим изменениям последнего десятилетия.
Конечно, но я активно внедряю эти изменения в свое творчество. В Big Art я показываю одну картину из целого корпуса работ, которая непосредственно вдохновлена теми влогами на Ютубе, где молодые люди спрашивают зрителя: «Я тебе нравлюсь?», и после того, как они изменили прическу или макияж, вновь звучит вопрос: «А сейчас нравлюсь?». В своей амстердамской галерее «Рон Мандос» я сделала выставку, которая была вдохновлена феноменом под названием «А сейчас я тебе нравлюсь?». Одна из этих работ будет выставлена в Big Art.
Девушки из этих видеороликов позируют так, будто от этого зависит их жизнь, глядя прямо в глаза зрителю. Данная работа как кричащее заявление: смотрите на нас здесь и сейчас! Вы не сможете уйти от их вопрошающих и пронзительных взглядов. Конечно, это не естественное для них поведение, все это продиктовано потребностью в подтверждении. Иногда кажется, что такие девушки высокого мнения о себе, о своих прекрасных жизнях, о том, что они красивее, чем другие, но я всегда задаюсь вопросом, действительно ли они чувствуют это или только ведут себя так из-за положительной обратной связи, которую получают в основном от незнакомцев.
Меня до сих пор удивляет, в какой степени люди зависимы от образов и от того, как они воздействуют на них, как это удивляло меня и в ту пору, когда я только начинала рисовать. То, какому радикальному изменению этот процесс подвергся за последние 15–20 лет, я пытаюсь отразить в своей работе.
«Носорог» выражает благодарность Екатерине Жигановой, которая перевела это интервью.
вас может заинтересовать
Власть над образом
Перевод интервью с художницей Катинкой Лампе, опубликованное на портале Another Something: о том, что стоит за портретом, власти над изображением и поколении, зависимом от образов. Работы художницы напечатаны в 15-м «Носороге»
Когда вы начали заниматься живописью?
В начале девяностых в академии искусств. После выпуска, чтобы выжить, мне приходилось работать на неполную ставку на нескольких работах, одновременно я трудилась над своими картинами. В то время я часто переезжала, пытаясь найти недорогие студии. В какой-то момент я оказалась в Роттердаме. Живу здесь уже почти 20 лет и работаю в замечательной студии.
На тот момент вы уже работали над портретами?Я не рассматриваю свои картины как портреты. Портрет — только средство для начала работы, но никогда не цель. Все начинается с изображения модели, но кто она или он, меня не очень интересует. Работая над изображениями, накладывая разные слои, я выражаю свои мысли о мире. Я делаю это фигуративно, вдохновляясь физической природой человеческого взаимодействия. Мы общаемся, смотря друг на друга и наблюдая за языком тела. Это всегда восхищало и вдохновляло меня.
В академии и после выпуска я была сосредоточена скорее на самом рисовании, чем на коммуникации через него. Работа «от модели» всегда была первым слоем моей работы, однако в какой-то момент я поняла, что хочу выйти за рамки простой репрезентации. Результатом стало исследование, куда бы я могла пойти в своей работе, используя прямой символизм, который мог бы прочесть каждый. Я поняла, что необходимо убрать былую сдержанность и действовать свободно, доверять своему видению и не беспокоиться о том, как другие увидят мои работы. Я перестала бояться непонимания, и это дало мне уверенность, что мои работы независимые и хорошие.
Изображение моделей — это образ, через который вы хотите рассказать историю?
Я вдохновляюсь изображениями из газет, журналов или интернета. Когда я нахожу тронувшее меня изображение, я прошу моделей воспроизвести его в студии, и затем фотографирую. Власть над тем, что раньше было общедоступным изображением, благодаря фотошопу переходит ко мне, я изменяю фотографию так, как считаю нужным. Изображение становится основой для рисунка. И речь тут не идет о том, кто изображен на рисунке, его или ее характере.
Тематически меня занимает социальность, вещи вроде расизма или гипермедиализации, внутри которых растет современное поколение. Я никогда не навязываю зрителю трактовки своей работы. Они могут быть найдены только в рамках контекстуализации. Моя первичная цель — создать чарующие образы, способные удержать взгляд. Смысл — в глазах смотрящего.
В начале девяностых в академии искусств. После выпуска, чтобы выжить, мне приходилось работать на неполную ставку на нескольких работах, одновременно я трудилась над своими картинами. В то время я часто переезжала, пытаясь найти недорогие студии. В какой-то момент я оказалась в Роттердаме. Живу здесь уже почти 20 лет и работаю в замечательной студии.
На тот момент вы уже работали над портретами?Я не рассматриваю свои картины как портреты. Портрет — только средство для начала работы, но никогда не цель. Все начинается с изображения модели, но кто она или он, меня не очень интересует. Работая над изображениями, накладывая разные слои, я выражаю свои мысли о мире. Я делаю это фигуративно, вдохновляясь физической природой человеческого взаимодействия. Мы общаемся, смотря друг на друга и наблюдая за языком тела. Это всегда восхищало и вдохновляло меня.
В академии и после выпуска я была сосредоточена скорее на самом рисовании, чем на коммуникации через него. Работа «от модели» всегда была первым слоем моей работы, однако в какой-то момент я поняла, что хочу выйти за рамки простой репрезентации. Результатом стало исследование, куда бы я могла пойти в своей работе, используя прямой символизм, который мог бы прочесть каждый. Я поняла, что необходимо убрать былую сдержанность и действовать свободно, доверять своему видению и не беспокоиться о том, как другие увидят мои работы. Я перестала бояться непонимания, и это дало мне уверенность, что мои работы независимые и хорошие.
Изображение моделей — это образ, через который вы хотите рассказать историю?
Я вдохновляюсь изображениями из газет, журналов или интернета. Когда я нахожу тронувшее меня изображение, я прошу моделей воспроизвести его в студии, и затем фотографирую. Власть над тем, что раньше было общедоступным изображением, благодаря фотошопу переходит ко мне, я изменяю фотографию так, как считаю нужным. Изображение становится основой для рисунка. И речь тут не идет о том, кто изображен на рисунке, его или ее характере.
Тематически меня занимает социальность, вещи вроде расизма или гипермедиализации, внутри которых растет современное поколение. Я никогда не навязываю зрителю трактовки своей работы. Они могут быть найдены только в рамках контекстуализации. Моя первичная цель — создать чарующие образы, способные удержать взгляд. Смысл — в глазах смотрящего.
Сегодняшняя демократизация визуальной культуры и последствия этого процесса удивляют. Изменился ли ваш взгляд на мир за последние 15 лет?
Становится действительно сложно узнать что-либо о подлинности изображения, и это захватывающе. Я всегда занималась конструированием и переработкой образов, так что некоторые из сегодняшних изменений близки моей художественной практике. Оригинальность как концепция теряет свое значение. Это очень интересный виток развития культуры.
Мое отличие от других создателей изображений, думающих, что они делают интересные по меркам цифрового стандарта вещи, в самобытности, которая лежит за моими работами. Она притягивает взгляд людей к моим картинам.
Творческая женщина, которая совершенствует свою технику 20 лет.
В сегодняшнем контексте совершенствование техники позволяет привлечь внимание зрителя. Изображения, встречаемые повсюду, существенно сократили концентрацию внимания человека. С помощью своих картин я надеюсь ухватить еще немного времени для изучения, чтобы возник вопрос: что здесь происходит? Вот почему я стремлюсь создать некую конфликтную реальность в своем творчестве, придать ему немного странности. Я в буквальном смысле пытаюсь удержать внимание зрителя.
Повлияло ли материнство на ваше творческое видение?
Безусловно. Я живу бок о бок с поколением своих детей, многие вещи я бы просто не увидела, если бы не была матерью. Я стараюсь направлять своих детей, основываясь на собственном опыте, но мои 20-летний сын и 14-летняя дочь полностью подвержены сигналам и стимулам от смартфонов. Видеть, как они проходят через жизнь, — необыкновенный для меня опыт.
Я часто привлекаю своих детей в качестве моделей: не нужно беспокоиться о том, как портреты завершатся в моих картинах. Они полностью доверяют мне и знают, что произойдет после обработки, даже если это будет провокационно. Они знают, что цель рисунка — не отображение их личности. С другими моделями иногда возникают вопросы, когда работа завершается.
Становится действительно сложно узнать что-либо о подлинности изображения, и это захватывающе. Я всегда занималась конструированием и переработкой образов, так что некоторые из сегодняшних изменений близки моей художественной практике. Оригинальность как концепция теряет свое значение. Это очень интересный виток развития культуры.
Мое отличие от других создателей изображений, думающих, что они делают интересные по меркам цифрового стандарта вещи, в самобытности, которая лежит за моими работами. Она притягивает взгляд людей к моим картинам.
Творческая женщина, которая совершенствует свою технику 20 лет.
В сегодняшнем контексте совершенствование техники позволяет привлечь внимание зрителя. Изображения, встречаемые повсюду, существенно сократили концентрацию внимания человека. С помощью своих картин я надеюсь ухватить еще немного времени для изучения, чтобы возник вопрос: что здесь происходит? Вот почему я стремлюсь создать некую конфликтную реальность в своем творчестве, придать ему немного странности. Я в буквальном смысле пытаюсь удержать внимание зрителя.
Повлияло ли материнство на ваше творческое видение?
Безусловно. Я живу бок о бок с поколением своих детей, многие вещи я бы просто не увидела, если бы не была матерью. Я стараюсь направлять своих детей, основываясь на собственном опыте, но мои 20-летний сын и 14-летняя дочь полностью подвержены сигналам и стимулам от смартфонов. Видеть, как они проходят через жизнь, — необыкновенный для меня опыт.
Я часто привлекаю своих детей в качестве моделей: не нужно беспокоиться о том, как портреты завершатся в моих картинах. Они полностью доверяют мне и знают, что произойдет после обработки, даже если это будет провокационно. Они знают, что цель рисунка — не отображение их личности. С другими моделями иногда возникают вопросы, когда работа завершается.
Важный элемент современной визуальной культуры — огромный всплеск ненатуральных фотографий с применением фотошопа и контурного макияжа, да и лица людей, делающих селфи, довольно неестественны.
Забавно, что вы это отметили. Я рисую в основном молодых людей, потому что на лицах взрослых больше линий и морщин, что вызывает больше историй. Молодые — более податливая форма для высказывания. Когда я рисую, я постоянно погружаюсь в эту молодую и безупречную эстетику, которая шокирует и дает почувствовать, что сама я на самом деле старею. Реальность иногда бывает болезненна, но в этом нет ничего нового.
Я вижу детей в возрасте 12 лет или моложе, которые постоянно сравнивают себя с тем, что узнают о других в интернете. Это влияет на видение окружающего мира. Все становится довольно поверхностным, если речь идет только о красоте или таланте. Сейчас стать популярным легче, чем когда-либо, и желание детей устремляется именно в эту сторону. Рано или поздно это новое положение вещей возымеет свое действие, но каким именно оно будет, сказать трудно.
Поскольку портрет выступает основным пластом ваших картин, ваша работа придает совершенно иную структуру этим изменениям последнего десятилетия.
Конечно, но я активно внедряю эти изменения в свое творчество. В Big Art я показываю одну картину из целого корпуса работ, которая непосредственно вдохновлена теми влогами на Ютубе, где молодые люди спрашивают зрителя: «Я тебе нравлюсь?», и после того, как они изменили прическу или макияж, вновь звучит вопрос: «А сейчас нравлюсь?». В своей амстердамской галерее «Рон Мандос» я сделала выставку, которая была вдохновлена феноменом под названием «А сейчас я тебе нравлюсь?». Одна из этих работ будет выставлена в Big Art.
Девушки из этих видеороликов позируют так, будто от этого зависит их жизнь, глядя прямо в глаза зрителю. Данная работа как кричащее заявление: смотрите на нас здесь и сейчас! Вы не сможете уйти от их вопрошающих и пронзительных взглядов. Конечно, это не естественное для них поведение, все это продиктовано потребностью в подтверждении. Иногда кажется, что такие девушки высокого мнения о себе, о своих прекрасных жизнях, о том, что они красивее, чем другие, но я всегда задаюсь вопросом, действительно ли они чувствуют это или только ведут себя так из-за положительной обратной связи, которую получают в основном от незнакомцев.
Меня до сих пор удивляет, в какой степени люди зависимы от образов и от того, как они воздействуют на них, как это удивляло меня и в ту пору, когда я только начинала рисовать. То, какому радикальному изменению этот процесс подвергся за последние 15–20 лет, я пытаюсь отразить в своей работе.
Забавно, что вы это отметили. Я рисую в основном молодых людей, потому что на лицах взрослых больше линий и морщин, что вызывает больше историй. Молодые — более податливая форма для высказывания. Когда я рисую, я постоянно погружаюсь в эту молодую и безупречную эстетику, которая шокирует и дает почувствовать, что сама я на самом деле старею. Реальность иногда бывает болезненна, но в этом нет ничего нового.
Я вижу детей в возрасте 12 лет или моложе, которые постоянно сравнивают себя с тем, что узнают о других в интернете. Это влияет на видение окружающего мира. Все становится довольно поверхностным, если речь идет только о красоте или таланте. Сейчас стать популярным легче, чем когда-либо, и желание детей устремляется именно в эту сторону. Рано или поздно это новое положение вещей возымеет свое действие, но каким именно оно будет, сказать трудно.
Поскольку портрет выступает основным пластом ваших картин, ваша работа придает совершенно иную структуру этим изменениям последнего десятилетия.
Конечно, но я активно внедряю эти изменения в свое творчество. В Big Art я показываю одну картину из целого корпуса работ, которая непосредственно вдохновлена теми влогами на Ютубе, где молодые люди спрашивают зрителя: «Я тебе нравлюсь?», и после того, как они изменили прическу или макияж, вновь звучит вопрос: «А сейчас нравлюсь?». В своей амстердамской галерее «Рон Мандос» я сделала выставку, которая была вдохновлена феноменом под названием «А сейчас я тебе нравлюсь?». Одна из этих работ будет выставлена в Big Art.
Девушки из этих видеороликов позируют так, будто от этого зависит их жизнь, глядя прямо в глаза зрителю. Данная работа как кричащее заявление: смотрите на нас здесь и сейчас! Вы не сможете уйти от их вопрошающих и пронзительных взглядов. Конечно, это не естественное для них поведение, все это продиктовано потребностью в подтверждении. Иногда кажется, что такие девушки высокого мнения о себе, о своих прекрасных жизнях, о том, что они красивее, чем другие, но я всегда задаюсь вопросом, действительно ли они чувствуют это или только ведут себя так из-за положительной обратной связи, которую получают в основном от незнакомцев.
Меня до сих пор удивляет, в какой степени люди зависимы от образов и от того, как они воздействуют на них, как это удивляло меня и в ту пору, когда я только начинала рисовать. То, какому радикальному изменению этот процесс подвергся за последние 15–20 лет, я пытаюсь отразить в своей работе.
«Носорог» выражает благодарность Екатерине Жигановой, которая перевела это интервью.
вас может заинтересовать